С водорослями было еще проще. Ближе к середине нашей бухточки у самой поверхности колыхались плотные серо-зеленые шарики размером от боба до среднего яблока, образуя причудливые по форме скопления. Мы не стали сразу вытаскивать их из воды, а пригнали пару таких «туч» к берегу и оставили до поры до времени. После недолгой варки в подсоленной воде шарики уплотнялись и уменьшались в размерах, приобретая вкус, практически неотличимый от орехов кешью, что сразу сделало меня одной из ярых поклонниц этого «озеропродукта», благо недостатка в нем не было.
Пока все это варилось и пеклось, мы распотрошили корзину с фруктами, наскоро перехватили по многослойному бутерброду и запили предусмотрительно припасенным холодным напитком на меду. Потом успешно распугали рыбу плеском и хохотом, устроив шумную возню и беготню на мелководье, наплавались и нанырялись до зеленых чертей в глазах и облазали ближайшие глыбы и уступы в поисках лучшего места для принятия солнечных ванн. В последней затее, правда, я участия не принимала, поскольку загорать не собиралась, а устроилась у самого берега по шею в прогретой воде и, умостив голову на плоском замшелом камне, бездумно смотрела в ярко-синее высокое небо, наблюдая за причудливыми перемещениями легких белоперых облаков…
Из блаженно-расслабленного состояния меня вывела неугомонная Дильна, притащившая очередной трофей. Им оказался краб размером с тарелку — зеленовато-бурый с черными крапинами, колючий и перепуганный вусмерть. Я всегда была неравнодушна к этим забавным существам, поэтому немедленно умилилась, глядя в попеременно моргающие глаза на длинных стебельках, и попыталась погладить его по массивной суставчатой ноге. Он же категорически отказался отвечать мне взаимностью: распластался на мокром песке и, зажмурившись от собственной наглости, слегка щипнул меня клешней за палец. Потом, втянув глаза и ноги, замер, изображая не то глубокий обморок, не то скоропостижную кончину. Я чмокнула в холодный нос надху, смущенную невоспитанностью своей добычи, поднялась и пошла к огню, неся краба перед собой за бока.
Остальные тоже вспомнили, что уже скоро полдень, а мы еще ни в одном глазу, и стали подтягиваться к нашему импровизированному столу, выглядевшему очень даже привлекательно. Совмещая оживленную болтовню и шутки с поглощением разных вкусностей, я пыталась убедить краба в своих добрых намерениях, но несговорчивое членистоногое продолжало изображать сломанную игрушку, даже моргать перестало. Впрочем, когда ему предложили кусок политой вином сочной мякоти печеного моллюска, он оживился и заработал клешнями, отщипывая малюсенькие кусочки и деликатно засовывая их в рот. Оставив гостя на попечение Гисы, я активно включилась в бурный дележ последней кисти винограда и отвоевала ее в неравной борьбе. Правда, позволила всем желающим по разу от нее отщипнуть.
Время летело незаметно. После трапезы мы вздремнули в тенечке под охраной бдительных рысьих очей, потом снова купались, играли в прятки в лесу и в догонялки на отмели, кормили с рук странных длинноклювых и хохлатых птиц, которые случайно залетели на озеро и устроили в нашем лагере настоящую ревизию. Не знаю, что именно пытались они отыскать с усердием озабоченных карьерой таможенников, но после того, как их угостили сыром и хлебом, прониклись к нам доверием и не стали настаивать на выворачивании карманов. Они еще немного поговорили с нами на своем курлыкающем языке, позволили погладить переливчатые крылья, а потом вспорхнули, подобно порыву радужного ветра, покружили над озером и, протяжно перекликаясь, улетели вверх по течению реки, оставив на память блестящее оливково-черно-золотистое маховое перо.
Во время обеда подружки пустились в обсуждение деталей предстоящего торжества (вернее, даже двух — свадьбы и коронации), усиленно пытая меня насчет настроения: им показалось, что для счастливой невесты у меня недостаточно убедительное лицо. Пришлось признаться, что я жутко нервничаю, и милые подруги поспешили заверить, что повода для этого пока нет, вот потом… Особенно старалась Эльорина — единственная замужняя дама в нашем тесном кругу. Она так расписала ужасы семейной жизни, что чуть не довела следующих кандидаток в невесты в лице Альниолы и Тиальсы до потери чувств, а меня — до колик от хохота.
Постепенно разговор перешел в другое русло. Представляю, как щедро икалось нашим парням! В конце концов, озвучился вопрос: чем, интересно, заняты сейчас они?
— Уж мое-то сокровище наверняка все в трудах, аки пчела! — махнула я рукой. — В последнее время совсем зажужжался, даже в трапезной встречаемся через раз…
— Это у него с перепугу аппетит пропал! — подколола Джанива.
— Или свои королячьи дела хочет переделать авансом, а потом закатить медовый месяц года на два! — радостно подхватили сестрички.
— Столько сладкого для здоровья вредно!
— Ничего, мальчик у тебя крепкий, выдержит! Раз уж отважился жениться…
— А может, еще передумает?
— И будет на радостях двое суток пить без передышки, а на третьи застрелится из камнемета!
— С похмелья?
— От скуки!
— Это если выживет после объявления об отмене свадьбы!
— Но ты же у нас девушка добрая, сразу насмерть не убиваешь…
— А кто ему виноват? Видели глазки, что выбирали, так теперь кушайте — не поперхнитесь!
— Вот-вот: каждый сам кузнец… гвоздям для своего же гроба!
— Да ну вас! — Я, устав смеяться, махнула рукой на расшалившихся подруг, поднялась и пошла по берегу вдоль кромки воды.