Дин, как нарочно, старался реже попадаться мне на глаза — то ли не хотел надоесть раньше времени, то ли настолько всерьез воспринял запрет, наложенный жрецами. Так что я не могла даже толком пожаловаться на творимый надо мной произвол и притеснение свободы личности.
В конце концов я добилась аудиенции, причем совершенно официально и в приемные часы — правда, вне очереди. Свято соблюдая важное жизненное правило (независимо от результата получать удовольствие от процесса), потратила массу времени, чтобы придать своей внешности повышенную неотразимость: перебрала добрую половину нарядов и позволила разгуляться своей фантазии в отношении укладки волос. Потом величаво продефилировала по коридору и приемной зале, милостиво отвечая кивком на низкие поклоны и реверансы поспешно встававших при моем появлении посетителей, и решительно захлопнула тяжелую инкрустированную дверь королевского кабинета перед носом обескураженного секретаря, который собирался было доложить обо мне, но проявил глубокую, не по возрасту мудрость и не рискнул соваться под горячую руку.
Говорить я начала прямо с порога, отмахнувшись от попытки вышедшего навстречу величества усадить в кресло мою недовольную жизнью персону, попутно засыпанную комплиментами. Король внимательно выслушал бурный эмоциональный монолог, изложенный в обычной для меня манере — кратко, четко и доступными словами, сочувственно улыбнулся, но сказал только:
— Любимая, нет причин так нервничать! Они просто делают свое дело — оберегают и тебя, и нашего будущего наследника.
— Ах, наследника! — Процесс гневного закипания в моем организме пошел интенсивнее. — Знаешь, милый, что-то меня в последнее время все чаще терзают смутные сомнения!
— Какие?!
— Такие! Например, что ты решился на мне жениться только из-за ребенка. Так вот, учти, величество: ни подаяния, ни одолжения мне вовсе не требуются!!!
— О чем ты говоришь! — Дин торопливо шагнул ближе и взял меня за руки, легонько сжав пальцы. — Вспомни сама: сначала я предложил тебе руку, сердце и корону, ты согласилась — между прочим, добровольно! — а уж окончательно помирились мы немного позже…
— И?..
— И о ребенке я узнал только в момент близости.
— Каким образом? — Интерес мой был совершенно искренним.
Дин пожал плечами:
— Почувствовал присутствие другой живой сущности, а позже, когда ты задремала, кое-что припомнил и сопоставил.
— И все равно — это не повод запирать меня в клетку! — Я снова смотрела на него исподлобья.
— Никто никуда не собирается тебя запирать! — В глубоком голосе проскользнули едва различимые нотки досады на мою упертость. — Не забывай — ты ведь народная любимица, посланница небожителей, да еще и будущая королева. С тебя и без моих приказов не перестанут сдувать пылинки! Не стоит на них за это сердиться, а уж осложнять и без того непростую задачу — тем более!
— Почему «непростую»? — подозрительно прищурилась я.
— Шутишь? При твоей-то неуправляемой натуре…
— Да мне такими темпами скоро дышать запретят! Им волю дай — запрут в келье со спицами и возом пряжи, под окном выставят караул из половины регулярной армии, на ночь замуруют наглухо двери, над всеми дымоходами посадят по дракону, а гулять выпустят с ядром на ноге, под конвоем и только вокруг центральной клумбы, причем строго в определенную сторону, с учетом направления господствующих ветров в этом сезоне! А в сортире, полагаю, придется драться с телохранителями на боевых секирах за одно лишь право побыть в одиночестве хотя бы там!!!
— Хм, а ведь в этом есть свои плюсы! — Король прошелся до раскрытого настежь окна и остановился, задумчиво почесывая мизинцем бровь. — Это же насколько мне было бы спокойнее! Неплохая, в сущности, мысль… Спасибо за идею!
От семисвечного канделябра Дин увернулся довольно шустро (наверняка уже догадывался, чего ждать), а от огромных розово-полосатых бальдиарских яблок ему пришлось укрываться под столом. Как только поместился, ведь столик был вовсе не из числа тех, что рассчитаны для массовых банкетов, и на нем кое-как хватило места лишь для серебряного подноса с графином и стаканами да вазы с означенными дарами южной природы!
— Любимая, ты неосмотрительно используешь замечательные фрукты не по назначению! — Король умудрялся как-то совмещать нежное воркование и стремительное перемещение по просторному кабинету.
— Очень даже по нему — как подручное средство для разъяснения своей точки зрения особо тупорогим… пардон!.. одаренным собеседникам! И потом, сам же учил…
— К стрельбе из лука, рукопашному бою и метанию кинжалов творимое тобою никак не относится! — Он поймал на лету очередной фрукт, любезно перебросил его мне и снова нырнул под стол, успев напоследок выдать: — Это все — отголоски твоего темного прошлого!
— Ах так! Держись, величество! — Я прицельно запустила самым большим яблоком в то место, где предательски заколыхался бахромчатый край длинной вышитой золотом скатерти, а глухой звук и последовавшее за ним витиеватое, совсем не соответствующее этикету высказывание основательно порадовали мое сердце. Подумаешь — скатерть, хоть и бархатная! Тоже мне препятствие для «видящей»! — Сдаешься?!
Еще два попадания дуплетом заставили Дина покинуть убежище.
— Лоан-Ксорр-Локки живыми не сдаются! — Король успел юркнуть за массивную резную спинку любимого кресла.
— А сильно ушибленными?
Опустевшая серебряная ваза по навесной траектории последовала за ним. Тишина, воцарившаяся после гулкого удара, заставила меня забеспокоиться: не дай бог, перестаралась! Я осторожно запустила краешек «поисковой сети» в нужном направлении — никого, только слегка деформированная посудина сиротливо стоит на полу в гордом одиночестве. Вот те раз, куда успел смыться этот изверг?!