Дин тоже обещал заглянуть, но что-то задерживался, так что Сотрес отдувался в одиночку, пытаясь нас развлечь занимательной беседой. Со мной-то проблем никаких, я с интересом слушала его эмоциональный и содержательный треп, время от времени вставляя свои комментарии; Тиальса же почти никак не реагировала на упорные старания нашего визитера, хотя именно ее внимания он и добивался.
Видимо, это его только раззадорило, и он пустился во все тяжкие, включив свое убойное обаяние на полную мощность. Я же, устав смеяться, подтянула к себе подушку, свернулась клубочком поодаль и наблюдала за развитием событий не вмешиваясь. Общительный гость и не заметил, что его аудитория уменьшилась на одного благодарного слушателя, продолжая блистать остроумием и воспитанностью. Постепенно я невольно прониклась к нему сочувствием: его попытки развеселить мою чернокудрую помощницу явно были обречены на провал — по меньшей мере сегодня. И в ближайшие дни скорее всего тоже…
— Чижэпнусь я, дрючком пропэртый, — вспомнила я вполголоса (и откуда только в памяти берутся подобные перлы?!). Сомнений не было — я лицезрела особь, наповал сраженную самой большой стрелой Амура… или кто там в местном пантеоне заведует подобной диверсионной деятельностью?
— Что? — переспросил Сотрес, оборачиваясь.
— Паду ли я, стрелой пронзенный, — машинально перевела я, думая о своем.
— Это ты к чему? — насторожился он.
— А что? Да нет, — хмыкнула я, — это не пророчество, просто мысли вслух…
Он успокоился и опять переключил свое внимание на Тиальсу, но ровным счетом ничего не добился, даже дежурной улыбки. Она по-прежнему сидела как изваяние, глядя в пол и ограничиваясь односложными ответами, а мне все сильнее резало глаза багровое свечение вокруг ее фигуры, становившееся чем дальше, тем ярче…
Я, вздохнув, хлопнула гостя по широченному плечу:
— Трес, пойдем-ка поговорим-ка!
— Это срочно или как? — Он с готовностью привстал, но даже невооруженным глазом было видно, как ему не хочется прерывать беседу.
— Более чем — надо было это сделать еще час назад! Тиальса, мы недолго, не скучай — только скажу пару ласковых этой «душе компании». — Я решительно поднялась и двинулась к выходу, попутно сдернув с гвоздя плащ.
— Ну если ласковых… — «Душа компании» послушно потопал следом. — Романтическая беседа под звездами — это даже больше, чем я мог надеяться! — снова завелся этот балабол-затейник, едва мы вышли наружу.
Я развернулась, ухватила его за ухо — для чего пришлось привстать на цыпочки — и основательно встряхнула несколько раз, приговаривая:
— Трес, какого … …? Ты что, совсем глаза отморозил и … не видишь вокруг?!
— Неслабые у тебя ласки! — Опешивший здоровяк, потирая покрасневшее ухо, с трудом освобожденное от моих нежных пальчиков, оставался верен себе. — Зачем же так сильно ревновать?!
— … … …! — взорвалась я, правда, вполголоса. — Протри глаза! Неужели незаметно, что девчонка до сих пор не в себе?! А ты…
— А я честно стараюсь ее развлечь!
— Даже чересчур, в том-то и дело! Она меня-то еле переносит, а ты со своим обаянием наперевес прешь как танк!
— Как что?!
— Тьфу! Как… как стенобитное орудие! — не сразу нашлась я. — Если тебе просто приспичило, греби к тетушке, а от Тиальсы держись подальше!
— А если не просто?
— Тогда возьми свои сложности, сверни трубочкой и засунь поглубже…
Взглянув на собеседника, я осеклась на полуслове. Когда и куда успела деваться привычная маска бесшабашного весельчака и безбашенного раздолбая?! Мы, конечно, знакомы без году неделя, но такое вот его задумчивое лицо с принахмуренными бровями стало для меня откровением. Я даже как-то растерялась и смотрела на него во все глаза, он же продолжал:
— Это ведь я первым нашел ее на том пепелище…
— И что?
— И все! — Он выразительно шевельнул бровью. — Куда что девалось и откуда что взялось! Никогда не думал, что одного только взгляда незнакомой девчонки хватит, чтобы лишить меня — меня! — душевного покоя!.. Отряд просто двигался мимо поселения, задерживаться там никто не собирался, но дозорные почувствовали запах гари. Нас троих послали проверить что к чему. Еще на подходе мы услышали вой, от которого бывалых вояк мороз продрал по шкуре. Так мог выть кто-то смертельно раненный или одинокий и обездоленный, причем уже из последних сил… Она даже не слышала, как я подошел, только на голос обернулась, и то не сразу. Умирать буду — не забуду ее глаз!
— А потом?
Он ответил не сразу.
— Потом Оллия взяла ее под крыло, только не очень-то мне нравился такой расклад. Когда к нам присоединились островитяне, я хотел убедить ее перейти к сестричкам, да она все еще от людей пряталась, какие тут разговоры… А теперь ты ее увела. Удочерить решила или как? — На меня смотрели прежние — смеющиеся, с хитрым прищуром — глаза.
— Уматерить! — буркнула я. — А к островитянкам зачем ее переманить хотел?
Мы разговаривали тихо, но далеко от входа в шатер так и не ушли, поэтому при желании можно было без труда услышать наш разговор. Судя по тому, что я «видела», у Тиальсы такое желание возникло. Вот и хорошо, а уж я позабочусь о том, чтобы наша беседа шла в нужном направлении!
— У них бы она быстрее оклемалась. Сестрички ведь знахарки знатные, к тому же младшенькая не только раны, а и душу лечить умеет…
Я машинально кивнула, соглашаясь. У Альниолы и впрямь были все задатки незаурядного психотерапевта.