Больше всего меня поразило дерево, росшее в самом центре цветущей рощи, стоящей на отшибе. Толстый и высокий ствол не ветвился привычным образом, а был весь окольцован расширенными основаниями массивных сучьев, которые отходили от него четко в четырех направлениях под прямым углом друг к другу. Сверху этот уникум смотрелся, наверное, как равносторонний крест с шарообразными расширениями на концах. Бархатистая фиолетово-серо-коричневая кора, изборожденная мельчайшими извилистыми морщинками, была упругой и теплой на ощупь.
Я обошла кругом это чудо здешней природы. Пазухи — углубления в месте прикрепления ветвей к стволу — служили прекрасным вместилищем для дождевой воды, и в этих «прудиках» было полным-полно разноцветных лягушат размером с наперсток. Их черные глаза и гладкие спинки блестели в свете луны как лакированные, а высокие переливчатые голоса, неожиданно громкие для таких крохотных созданий, звучали на удивление мелодично и нежно, соперничая с флейтовым пересвистом бронзовоперых ночных птиц.
Взобраться наверх оказалось легче легкого — широкие основания частых ветвей служили естественной лестницей, а петли многочисленных лиан, оплетавших странное дерево сверху донизу, и вовсе превращали восхождение в занимательную гимнастику. Я докарабкалась почти до середины, обнаружила углубление, не успевшее заполниться водой, и села, опираясь о ствол спиной. В этом своеобразном кармане при желании можно было даже лежать, свернувшись калачиком, благо форма и размеры позволяли.
Боковые побеги где-то на середине начинали густо и часто ветвиться, образовывая плотные округлые скопления тонких выростов, сплошь покрытых огромным количеством сердцевидных темно-зеленых с белыми прожилками листьев и часто утыканных крупными пирамидальными свечками кремово-белых цветков. По их голубоватым серединкам неторопливо перемещались кормившиеся нектаром бабочки. Аккуратно сложив пестрые крылышки размером в две моих ладони, они деловито запускали длинные изогнутые хоботки в глубину цветка, источавшую нежный аромат.
Появление человека заставило их взлететь и затанцевать в потоке лунного света. Они довольно небрежно, даже с какой-то ленцой взмахивали шелестящими крыльями, выписывая в душистом теплом воздухе затейливые пируэты. Одна из них некоторое время порхала прямо перед моим лицом, а затем уселась на плечо и затихла, уставясь на меня большими овальными глазами, крапчатыми, с радужной поволокой, и чутко поводя длинными перистыми усиками. Я осторожно, самым кончиком пальца погладила ее по гладкой суставчатой лапке — она и не подумала улетать, лишь чуть шевельнула тщательно уложенными крылышками.
— Встретила родственную душу?
Нет, я с ним когда-нибудь обязательно стану заикой!..
— Дин, какого черта?! Не мог окликнуть, или тебе так уж нравится меня пугать?
— Напугать «видящую»? Ты мне льстишь!
Я осторожно, чтобы не потревожить насекомое, обернулась. В соседней пазухе восседало наше Ледяное Высочество в одних закатанных до колен штанах и светилось довольной улыбкой во всю ширь.
— Честно говоря, надеялся, что не испугаешься, а обрадуешься. И лез не скрываясь. — Принц посмотрел вверх, где все еще раскачивалась длинная плеть лианы, соединявшей наше дерево с другим гигантом по соседству. — Думал, ты меня слышишь…
— Ты еще и думать умеешь?
— Иногда получается. Подвинься! — Дин ловко перебрался ко мне и сел рядом, свесив босые ноги. — О чем же вы тут шушукались?
Он протянул руку. Бабочка шевельнулась, переступила цепкими лапками, подумала и решительно взобралась на подставленный палец. Теперь она разглядывала принца.
— Знаешь, — задумчиво изрек Дин, переводя взгляд на меня, — а ведь вы с ней здорово похожи!
Я удивленно вскинула брови:
— Формой усов, количеством ног или цветом крыльев?!
Принц продолжал развивать мысль, почти касаясь кончиками пальцев нежного пушка на тельце насекомого:
— Смотри, это помогает спрятаться…
Бабочка, словно понимая, о чем речь, повернулась ко мне боком. Мелкоструйчатый рисунок верхней пары крылышек сочетал черный, фиолетовый, серый и оливковый цвета под стать коре дерева, служившего нам насестом.
— …а рисунок на нижних крыльях — напугать врага.
И впрямь — на изумрудно-золотистом фоне грозно хмурились оранжево-коричневые с вертикальными зрачками глаза, окруженные последовательно белыми, голубыми и черными кольцами.
— И то и другое постоянно переливается. — Дин медленно поворачивал кисть, заставляя бабочку перебираться с пальца на палец.
В зависимости от того, каким боком она оказывалась к нам, цвета менялись: изумрудный — на желто-розовый, коричневый — на васильковый, черный — на бордовый, оливковый — на бледно-голубой, и так до бесконечности.
— И каково же это чудо природы на самом деле? — Проявленный мною интерес был совершенно искренним: уж коли у меня с ней много общего… Впрочем, я с детства была неравнодушна к божьим тварям.
— И агрессия, и беззащитность — всего только маски. Во-первых, эти бабочки отличаются завидным постоянством в своих привязанностях и хранят верность лишь одной разновидности деревьев, очень редкой в наших краях, — Дин провел свободной рукой по бархатистой коре ствола, — а во-вторых, она вовсе не так безобидна, как может показаться на первый взгляд.
Он легонько подул на успокоившееся было насекомое. Длинные полупрозрачные пушинки, покрывавшие темное тельце, заколебались, и на конце стройного брюшка стали различимы три тонких, острых даже на вид шипа.